– Ты прав, – сказал я. – Собирай мужчин, и пойдем по следу медведя.

Со мной отправились все восемь мужчин племени. Каждый взял с собой по два грубо сработанных копья. У меня через плечо висел лук и полдюжины стрел, связанных пучком. У некоторых охотников имелись примитивные ножи – серповидные обломки кремня, которые удобно было держать в руках. Аня тоже хотела пойти, но я умолил ее остаться с женщинами, чтобы не разрушить едва-едва установившееся и пока шаткое разделение труда.

– Очень хорошо, – она с неудовольствием вздернула подбородок, – я буду сидеть при женщинах, а все удовольствие достанется тебе.

– Организуй пристальное наблюдение за окрестностями, – предупредил я. – Не исключено, что этого медведя подослал Сетх – просто для отвода глаз, чтобы увести мужчин подальше от пещер.

День выдался долгий и тяжелый, а мне еще приходилось постоянно быть начеку. Если этот пещерный медведь не забрел в здешний лес случайно, то могут появиться и другие. Но, несмотря на усердные поиски, мы нашли следы лишь одного животного.

Цепочка следов тянулась вдоль реки. Мы брели по берегу под лиственным навесом обступивших поток деревьев. Пестрые пичуги щебетали среди ветвей, а насекомые мелькали перед глазами, словно обезумевшие от послеполуденного зноя солнечные зайчики.

Крон взобрался на высокую покосившуюся сосну и оттуда крикнул:

– Река круто заворачивает вправо, а потом делается очень широкой. Будто… А-а-а!

Его внезапный вопль напугал нас. Юноша яростно молотил ладонями воздух вокруг головы и одновременно пытался сползти со своего насеста. Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что его окружила туча злобных пчел.

Я опрометью кинулся к дереву. Соскользнув, Крон сорвался и обрушился вниз, по пути ломая нижние ветки. Одолев последний десяток футов одним прыжком, я подставил руки, на мгновение задержал его и вместе с ним грохнулся на землю, неподобающе шлепнувшись плашмя. От удара я лишился дыхания, а мои руки пронзила такая боль, будто их выдернули из плечевых суставов.

Пчелы, злобно жужжа, устремились вслед за парнишкой.

– В реку! – скомандовал я.

Все вместе мы изо всех сил устремились к реке, словно за нами гнались демоны, и, забыв о достоинстве, плюхнулись в холодную воду, а разъяренные пчелы зависли в воздухе свирепым облаком, сулившим жгучую боль. Ни один из моих спутников не умел плавать, но все тотчас же последовали моему примеру, когда я нырнул с головой.

Затем из воды высунулись девять голов. Все фыркали, пуская фонтанчики изо рта – мокрые волосы залепили глаза, – и отчаянно махали руками, отбиваясь от крошечных истязателей. Но мы зашли в реку достаточно далеко, и рой завис в нескольких ярдах от нас, все еще заявляя о своих правах жужжанием, но больше не преследуя нас.

Минут пять мы простояли в реке, погрузив ноги в ил и едва выглядывая из воды. Наконец недовольные пчелы вернулись к своему улью, расположенному у верхушки кроны дерева.

– Все еще думаешь, что я бог? – спросил я у Ноха, снимая со своего носа мокрый стебель кувшинки.

Тут все расхохотались. Старик покатывался со смеху, указывая на Крона. Лицо юноши распухло от укусов и стало пламенно-пунцовым. Конечно, это не повод для смеха, но мы истерически хохотали до колик – все, кроме несчастного подростка.

Мы еще ярдов сто брели по течению, пока не решились выползти на берег. Крон явно страдал от боли. Я усадил его на бревно, сфокусировал свое зрение таким образом, чтобы видеть крохотные жала, застрявшие в опухшем лице и плечах юноши, и принялся их вытаскивать, пользуясь вместо пинцета собственными ногтями. Он всякий раз охал и дергался, но в конце концов я извлек все жала до единого, после чего намазал ему лицо мокрой глиной.

– Ну, как ты чувствуешь себя теперь?

– Лучше, – жалобным голосом вымолвил он. – Грязь холодит.

Нох и остальные все еще хихикали. Лицо Крона было замазано таким толстым слоем глины, что остались видны лишь глаза да рот.

Солнце уже склонялось к западу. Я сомневался, что мы успеем при свете дня отыскать медведя, не говоря уж о том, чтобы убить его. Однако меня заинтересовало данное Кроном описание реки за излучиной.

Поэтому мы пошли прямиком через лес, покинув берег. Идти здесь было нелегко из-за густого подлеска. Нашу незащищенную кожу ранили колючки и обжигала крапива. Мы продирались сквозь кусты около получаса, прежде чем снова увидели реку – широко разлившуюся и превратившуюся в озеро.

А на полянке у воды сидел наш медведь, пристально вглядываясь в подернутую легкой рябью воду. Мы застыли, почти не дыша, под прикрытием густых кустов ежевики. С реки веял ветерок, унося наш запах прочь от чуткого нюха зверя, который не подозревал, что мы рядом.

Огромный медведь размерами и бурым цветом шерсти напоминал барибала. [1] Если б мы поставили Крона на плечи Ноха, стоявший на задних лапах медведь все равно оказался бы выше. Мне бросилось в глаза, что ледяное прикосновение реальности остудило пыл моих охотников. Сзади кто-то громко сглотнул.

Такой же точно медведь однажды, в другом тысячелетии, убил меня. Неожиданное воспоминание заставило меня поежиться.

Не замечая нас, медведь встал, осторожно зашел в воду и застыл, как статуя, устремив взгляд в глубину. Несколько секунд он хранил полнейшую неподвижность, потом вдруг одной лапой молниеносно ударил по воде, и в воздух взмыла большая серебристая рыбина. Солнечные блики заиграли на чешуе и разлетевшихся брызгах, потом рыбина шлепнулась на траву, забив хвостом и отчаянно разевая рот.

– Ты еще не раздумал завалить медведя? – прошептал я на ухо Ноху.

Тот прикусил нижнюю губу, со страхом глядя на зверя, но все-таки энергично затряс головой. Мы потратили слишком много времени, чтобы вернуться с пустыми руками, предъявив женщинам лишь укусы на измазанном глиной лице Крона.

Не нарушая молчания, я жестами заставил людей выстроиться полукругом и припасть к земле. Потом медленно, чтобы не привлечь внимания поглощенного рыбалкой медведя, снял лук с плеча и развязал пучок стрел. Дав остальным знак не шевелиться, я тихо, осторожно пополз вперед – хотя передвигаться подобным способом пристало скорее змее, чем опытному охотнику.

Я понимал, что такими стрелами не попадешь даже в огромного пещерного медведя, если не подобраться к нему вплотную. Я полз, не обращая внимания на впивавшиеся в тело шипы и колючки. В небе не прекращали свою веселую перекличку птицы, да сварливо стрекотала белка среди ветвей могучего дерева.

Один раз медведь вскинул голову и оглянулся. Я распластался на земле. Он невозмутимо вернулся к рыбалке. Второй молниеносный удар – и еще одна великолепная форель сверкнула в воздухе, приземлившись рядом с первой.

Я медленно встал на одно колено, прицелился и натянул тетиву до предела. Громадный медведь был так близко, что промахнуться я не мог. Тетива зазвенела. Стрела вонзилась между ребрами медведя, пронзив толстую шкуру.

Зверь рявкнул – легкая рана лишь рассердила его – и развернулся. Я вскочил на ноги и пустил еще одну стрелу. Медведь поднялся и встал на дыбы, став чуть ли не выше меня. Я целился ему в глотку, но стрела, будучи кривой, в полете отклонилась, попав зверю в плечо. Должно быть, она наткнулась на кость, потому что срикошетировала, как пуля от брони.

Вот теперь зверь разъярился по-настоящему. С громким ревом, от которого закладывало уши, он опустился на все четыре лапы и ринулся на меня. Я развернулся и побежал, надеясь, что у моих охотников достанет отваги не броситься врассыпную и атаковать медведя с двух сторон, когда он промчится между ними.

Они меня не подвели. Следом за мной зверь вломился в кусты, и восемь перепуганных, взвинченных мужчин с воплями вогнали свои копья в его бока. Медведь взревел и повернулся к новым врагам.

Дело обернулось для нас скверно – копья сломались, разлетевшись в щепки. Хлынула кровь. Рев зверя заглушал крики ярости, издаваемые людьми. Мы кололи бедное животное, пока оно не превратилось в окровавленную груду меха, содрогавшуюся на покрасневшей, скользкой земле. Я прекратил его мучения ударом кинжала – лишь тогда пещерный медведь наконец перестал биться и умолк.